«Был на грани отчаяния из-за пыток»: боец Север о тюрьме и спорте
8 июля 2022
8 июля 2022
«Буду ждать свой шанс, как Бивол»
— Александр, ваши бои и видеоролики собирают порядка полумиллиона просмотров. И это после трех боев в TopDog. Уже чувствуете популярность?
— Ничего особо не поменялось. Добавилось подписчиков в социальных сетях и люди в родном Волгодонске стали чаще здороваться со мной. Но глобальных изменений не произошло.
— Какие цели вы себе ставите в кулачных боях?
— Я занимаюсь спортом независимо от результатов. Это мой образ жизни. Я стремлюсь к тому, чтобы карьера успешно развивалась. Было бы здорово провести бой по правилам бокса, потому что я базовый боксер, который только недавно зашел в «кулачку». Это не основной вид спорта. К тому же молодой для нашей страны. Если посчастливится, я непременно воспользуюсь случаем проверить свои силы в боксе.
— Вышли на уровень гонораров, позволяющих спокойно жить и не заниматься другой работой?
— Нет, пока не получилось.
— Планируете выйти на гонорары, которые позволят сосредоточиться только на спорте?
— Надо к этому стремиться. Многое зависит от самого человека, но важны и обстоятельства, удача. Я буду рад возможности тренироваться, выступать и зарабатывать этим сколько, чтобы бы хватило для обеспечения моей семьи. Пока этого уровня я не достиг. Надеюсь, что приду.
— На что потратили первый гонорар за бои?
— На прожиточный минимум. Сумму назвать был бы рад, но контракт не позволяет этого сделать.
— Следующий поединок будет за чемпионский перстень?
— Не уверен, потому что Наим Давудов сейчас отдыхает. Будем обсуждать этот вопрос в ближайшее время с менеджером. Если посчастливиться встретиться с ним, желаю ему хорошей подготовки.
— Можете рассказать, в каких условиях живете? О чем мечтаете?
— Есть своя двухкомнатная квартира. Крыша над головой есть.
— На каком автомобиле перемещаетесь?
— У нас советский автопром.
— Ого, а на каком хотели бы?
— Мне нравится «бэха» и «Гелендваген». Это класс. Автомобили BMW и Mercedes — это супер. Еще мне очень нравится Ford Raptor или Toyota Hilux. Тянет к пикапам, пацанский вариант.
— Наверное, тут и десяти боев не хватит...
— (Смеется). Тут можно привести в пример Дмитрия Бивола, который потихонечку шел к своей цели и получил звездный бой. Раз — стрельнуло. Полагаю, что только за счет этого боя он удовлетворил все свои финансовые потребности. Мало ли, и мне выпадет подобный шанс.
— У Бивола есть большая команда. А у вас был свой менеджер, который помог попасть в TopDog?
— Интересная история. У меня есть друг Василий. Мы с ним в свое время выступали на соревнованиях по боксу, воевали в ринге и следующие лет 15 не общались. Потом снова подружились, и он меня позвал на сборы в Крым к Светлане Михайловне Андреевой, двукратной чемпионке Европы по боксу в клуб «Китэк». Я согласился сначала за компанию. Познакомились, отлично провели время, потренировались.
У меня давно было желание выступать, но не было возможности попасть в эту колею. Поговорили со Светланой Михайловной, и она подтянула меня на отборочные соревнования в команду «Китэк», которые прошли летом. Я приехал в Москву и хорошо провел бой. Она познакомила с Виталием Тарасовым. Мы начали держать связь, а Виталий принял закидывать удочки в различные промоушены. Изначально я сам изъявлял желание попасть в TopDog, а потом — как карта ляжет. Посчастливилось все-таки оказаться здесь. Виталий пробил эту возможность. В декабре я провел свой первый бой.
«Суд внаглую не принял наши доказательства»
— Когда вы вышли из тюрьмы после семи лет, были мысли о выступлениях?
— Безусловно. Даже находясь там, я мыслями был в спорте, на соревнованиях. Это было моим большим желанием, которое меня никогда не оставляло. Находясь там, я желал тренироваться и выступать как профессионал. Мечты об этом только усилились, когда я туда попал.
— Насколько другим Александр Северин стал за эти семь лет?
— Кардинально другим. Семь лет — это очень много. Я сел в 20 лет и вышел в 27. Это тот возраст, когда происходит становление человека. Там я оставил свою молодость. Те люди, которые меня знали до, были удивлены итогом после.
— Вы говорили, что у вас было железное алиби на момент преступления, были свидетели. Как это алиби разбили в суде?
— Легко и просто. Все решают деньги. Тогда и сейчас. У меня действительно было железное алиби. Никаких улик против меня. Никаких отпечатков пальцев. Из свидетелей только полицейские и родственники потерпевшего. Никто нас не видел. В тот момент я, мой брат и еще один человек играли на игровых автоматах. Третий человек изначально был свидетелем, но его сделали подельником. Мы были в 600–800 метрах от потерпевшего. Я не знаю, что с ним сделали, но видел, что он был побит.
Что произошло? Внаглую все наши доказательства не приняли во внимание. Не приняли как вещественное доказательство телефоны с распечатками звонков и показаниями GPS. В мою пользу свидетельствовали кассирша и охранник. Они видели непосредственно меня в этот момент, и еще несколько людей видели меня до и после происшествия. Их показания не приняли во внимание. Трактовку не помню. Что-то вроде «сочувствие» или «дружеский позыв». Захотели убрать и убрали, подведя под такую формулировку. Все делается легко.
Признаюсь, что никогда не был пай-мальчиком и тихоней. Оказался не в то время и в не том месте. Было много факторов, но не могу рассказать обо всем, потому что в историю были вовлечены близкие мне люди и они также пострадали.
Негодяи, вовлекшие нас в это историю, преследовали свои финансовые цели. Чтобы их добиться, нужно было списать на нас преступление и добиться от нас явок. Этого не получилось. Своей цели они не добились, а мы оказались в этих местах.
— По этому делу в тюрьме оказались только вы?
— Нет, три человека.
— А вы знали потерпевшего?
— Нет. Я видел его только вскользь, потому наши дома были по соседству, но я никогда не придавал ему значения.
«Понимал, что меня уже не выпустят»
— Можете объяснить, какие финансовые цели преследовали люди, которые посадили вас? Каким образом это могло принести им прибыль?
— Попробую еще раз объяснить, хотя я не могу называть вещи своими именами. Было несколько людей, которым было интересно распилить одно предприятие. Чтобы его прибрать к своим рукам, создали ситуацию с нами и попытались вытянуть людей, которые работали там. Они хотели, чтобы мы оговорили этих людей и они убрались оттуда семимильными шагами, отдав свой бизнес.
— Я так понимаю, что даже в случае сотрудничества вам бы никто не гарантировал свободы, а вот других людей посадить могли.
— Да, постоянно просили подписать бумаги, но я не мог на это пойти. Если уж так прессанули, выпускать меня не будут. Я это понимал.
— В какой момент вас начали прессовать?
— На опознании, а дальше пошло-поехало. В течение года, когда велось следствие, они пытались эту ситуацию раскачать. У них не хватало доказательств. Ничего, кроме явок. И не могло быть в принципе, но так как машина уже завязалась, если ты уже в ней оказался, выйти оттуда уже практически невозможно. Оправдательных приговоров практически не существует. Это 2–3%. Нужно быть невероятно удачливым человеком и иметь столько денег... Для нас это было нереально.
В течение года шло следствие, и нас пытали, пытались раскачать, реализовать заказ. Всячески пытались. Приходили лично даже родственники потерпевшего. У них была связь с начальством. Меня — нет, а моих парней прессовали лично в их присутствии, выбивая явки. Ко мне уже не приставали, потому что я наносил себе порезы. Со мной связываться уже не хотели, потому что я страшно реагировал, не жалея себя и прибегая к крайним мерам.
У парней они выбили все-таки явки, хотели возбудить дело, но ребята отказались, признавшись, что дали свидетельства под давлением. Дело разрушилось, а мы поехали по факту. Уже надо было кому-то отсидеть, потому что человек был побит.
«Пришлось резать себя, чтобы не пытали»
— Вы говорили, что приходилось себя резать, чтобы избежать более тяжелых увечий. Каково это: прийти к такому решению, достать лезвие, смотреть на вену и не испугаться сделать следующий шаг?
— Знаете, в состоянии полного отчаяния это не кажется сложным. Было страшно? Да. Но у тебя выбор. Сделать так или будет хуже. Неизвестно, как хуже. Но я не пытался лишить себя жизни. Ни в коем случае. Резалась кожа, зацепилась вена. Сонные артерии я не трогал. Вену порезать не так страшно, она перестает течь.
Это все состояние полного отчаяния и несправедливости. Тем более я был молодой, 20 лет. Мягко говоря, я сильно переживал. Сейчас я такое, может, и не сделал бы. Но тогда я бы очень амбициозен, и нервы давали о себе знать. Не мог смириться. Были мысли о побеге. Понимал, что убегу и меня поймают. Что потом? Только увеличат срок.
— Посещали ли мысли о самоубийстве?
— Нет. Я знал, что это рано или поздно закончится. У меня есть родные и близкие... Я бы никогда такого не сделал. Были другие радикальные меры, которые в моем случае подействовали. От меня отстали, а парней прессовали. От меня на какое-то время отстали. Потом я приехал в лагерь и там почувствовал на себе давление. Меня начали таскать по изоляторам, применять провокации. Пару-тройку лет это длилось.
— Можете описать самые страшные пытки? Сколько их можно терпеть до потери сознания?
— Недолго. Сразу. Я испытал «ласточку». Жуткая боль. Руки вывернули назад, ноги вывернули, пристегнули наручники и на голову надели мешок. Минуты не проходит. Сразу больно.
— Желание отомстить за потерянные годы возникало?
— Нет. Я понимал, что ничем хорошим это не закончится. Я это отпустил. Им зачтется в следующей жизни. Сейчас я никого из них не вижу, хотя первые пару лет замечал кого-то издалека. Нет желания. Зачем?
«В тюрьмах нет безбашенных или людоедов»
— Сокамерники создавали проблемы?
— Все ровно. Многие на меня смотрят. У меня есть татуировки, не верят моим словам, думают, что я бунтарь... Но я туда попал все-таки не пай-мальчиком. Своенравный парень, такой же, как все остальные. На улице мог подраться. Никто меня ласковым не считал, и дома за компьютером я не сидел. По факту я нашел связь с людьми. Там нет безбашенных или людоедов. Большинство адекватные. Конечно, есть уроды, но они есть везде. Но с массой я нашел общий язык. С волками жить — по-волчьи выть.
— Вам известны истории других людей, которые сидели в тюрьме, а потом добились в спорте высоких достижений? Марат Балаев стал чемпионом ACB, Вагаб Вагабов — AMC Fight Nights...
— Я слышал о них. Но у меня не было такой цели. У меня было желание соревноваться и выступать. Эти ребята молодцы. Они показывают правильный пример, как правильно себя вести и тренироваться, не жалея себя. Возраст запредельный, но человек, несмотря на все преграды, идет и добивается успеха. Это очень здорово.
— Как вспоминаете день выхода на свободу?
— Одним словом — эйфория. Ни с чем не сравнимое состояние. Потянуло домой, к родным и близким приехать. Тянуло в дом, где я вырос.
«С супругой познакомился в тюрьме»
— Чем занимались в первое время?
— Немного адаптировался. Полгода погулял, потом начал работать, поехал на вахту. Да и сейчас по реке езжу по командировкам. Параллельно занимался спортом. После работы каждый день. Одно удовольствие.
— Вы работаете в фирме «МОНРЕМ», чем там занимаетесь? Легко нашли работу?
— Сначала я работал монтажником. Потом стал работать на кране. На работу взяли без проблем. Я благодарен за то, что получилось оказаться задействованным, заинтересованным и замотивированным. Меня увлекло ездить по городам и работать на заводах: «Газпром», «Роснефть», ЛУКОЙЛ, «Еврохим». Огромные заводы, очень интересно, как механизмы работают. Это увлекает. Если бы не командировки, я бы вряд посетил столько городов и увидел это все.
— Вы женатый человек, у вас есть сын. Когда познакомились с будущей супругой?
— Скажу честно, находясь там. Познакомился через «Одноклассники». У меня был телефон. Тогда как раз начали выпускать смартфоны. Вы же понимаете, что возможности такие бывают даже в таких местах.
— Как признались?
— Сначала я ничего не говорил. Привлек внимание. Потом признался, показался адекватным человеком. Общался нормально, не позволял лишнего. Так и продолжалось.
— Помимо жены и родителей, сколько людей поддерживали вас в тяжелое время и остались с вами сейчас?
— Круг общения поменялся, когда я начал готовиться к боям. Много появилось спортсменов, а близкие и родные — все рядом.
— Александр, ваши бои и видеоролики собирают порядка полумиллиона просмотров. И это после трех боев в TopDog. Уже чувствуете популярность?
— Ничего особо не поменялось. Добавилось подписчиков в социальных сетях и люди в родном Волгодонске стали чаще здороваться со мной. Но глобальных изменений не произошло.
— Какие цели вы себе ставите в кулачных боях?
— Я занимаюсь спортом независимо от результатов. Это мой образ жизни. Я стремлюсь к тому, чтобы карьера успешно развивалась. Было бы здорово провести бой по правилам бокса, потому что я базовый боксер, который только недавно зашел в «кулачку». Это не основной вид спорта. К тому же молодой для нашей страны. Если посчастливится, я непременно воспользуюсь случаем проверить свои силы в боксе.
— Вышли на уровень гонораров, позволяющих спокойно жить и не заниматься другой работой?
— Нет, пока не получилось.
— Планируете выйти на гонорары, которые позволят сосредоточиться только на спорте?
— Надо к этому стремиться. Многое зависит от самого человека, но важны и обстоятельства, удача. Я буду рад возможности тренироваться, выступать и зарабатывать этим сколько, чтобы бы хватило для обеспечения моей семьи. Пока этого уровня я не достиг. Надеюсь, что приду.
— На что потратили первый гонорар за бои?
— На прожиточный минимум. Сумму назвать был бы рад, но контракт не позволяет этого сделать.
— Следующий поединок будет за чемпионский перстень?
— Не уверен, потому что Наим Давудов сейчас отдыхает. Будем обсуждать этот вопрос в ближайшее время с менеджером. Если посчастливиться встретиться с ним, желаю ему хорошей подготовки.
— Можете рассказать, в каких условиях живете? О чем мечтаете?
— Есть своя двухкомнатная квартира. Крыша над головой есть.
— На каком автомобиле перемещаетесь?
— У нас советский автопром.
— Ого, а на каком хотели бы?
— Мне нравится «бэха» и «Гелендваген». Это класс. Автомобили BMW и Mercedes — это супер. Еще мне очень нравится Ford Raptor или Toyota Hilux. Тянет к пикапам, пацанский вариант.
— Наверное, тут и десяти боев не хватит...
— (Смеется). Тут можно привести в пример Дмитрия Бивола, который потихонечку шел к своей цели и получил звездный бой. Раз — стрельнуло. Полагаю, что только за счет этого боя он удовлетворил все свои финансовые потребности. Мало ли, и мне выпадет подобный шанс.
— У Бивола есть большая команда. А у вас был свой менеджер, который помог попасть в TopDog?
— Интересная история. У меня есть друг Василий. Мы с ним в свое время выступали на соревнованиях по боксу, воевали в ринге и следующие лет 15 не общались. Потом снова подружились, и он меня позвал на сборы в Крым к Светлане Михайловне Андреевой, двукратной чемпионке Европы по боксу в клуб «Китэк». Я согласился сначала за компанию. Познакомились, отлично провели время, потренировались.
У меня давно было желание выступать, но не было возможности попасть в эту колею. Поговорили со Светланой Михайловной, и она подтянула меня на отборочные соревнования в команду «Китэк», которые прошли летом. Я приехал в Москву и хорошо провел бой. Она познакомила с Виталием Тарасовым. Мы начали держать связь, а Виталий принял закидывать удочки в различные промоушены. Изначально я сам изъявлял желание попасть в TopDog, а потом — как карта ляжет. Посчастливилось все-таки оказаться здесь. Виталий пробил эту возможность. В декабре я провел свой первый бой.
«Суд внаглую не принял наши доказательства»
— Когда вы вышли из тюрьмы после семи лет, были мысли о выступлениях?
— Безусловно. Даже находясь там, я мыслями был в спорте, на соревнованиях. Это было моим большим желанием, которое меня никогда не оставляло. Находясь там, я желал тренироваться и выступать как профессионал. Мечты об этом только усилились, когда я туда попал.
— Насколько другим Александр Северин стал за эти семь лет?
— Кардинально другим. Семь лет — это очень много. Я сел в 20 лет и вышел в 27. Это тот возраст, когда происходит становление человека. Там я оставил свою молодость. Те люди, которые меня знали до, были удивлены итогом после.
— Вы говорили, что у вас было железное алиби на момент преступления, были свидетели. Как это алиби разбили в суде?
— Легко и просто. Все решают деньги. Тогда и сейчас. У меня действительно было железное алиби. Никаких улик против меня. Никаких отпечатков пальцев. Из свидетелей только полицейские и родственники потерпевшего. Никто нас не видел. В тот момент я, мой брат и еще один человек играли на игровых автоматах. Третий человек изначально был свидетелем, но его сделали подельником. Мы были в 600–800 метрах от потерпевшего. Я не знаю, что с ним сделали, но видел, что он был побит.
Что произошло? Внаглую все наши доказательства не приняли во внимание. Не приняли как вещественное доказательство телефоны с распечатками звонков и показаниями GPS. В мою пользу свидетельствовали кассирша и охранник. Они видели непосредственно меня в этот момент, и еще несколько людей видели меня до и после происшествия. Их показания не приняли во внимание. Трактовку не помню. Что-то вроде «сочувствие» или «дружеский позыв». Захотели убрать и убрали, подведя под такую формулировку. Все делается легко.
Признаюсь, что никогда не был пай-мальчиком и тихоней. Оказался не в то время и в не том месте. Было много факторов, но не могу рассказать обо всем, потому что в историю были вовлечены близкие мне люди и они также пострадали.
Негодяи, вовлекшие нас в это историю, преследовали свои финансовые цели. Чтобы их добиться, нужно было списать на нас преступление и добиться от нас явок. Этого не получилось. Своей цели они не добились, а мы оказались в этих местах.
— По этому делу в тюрьме оказались только вы?
— Нет, три человека.
— А вы знали потерпевшего?
— Нет. Я видел его только вскользь, потому наши дома были по соседству, но я никогда не придавал ему значения.
«Понимал, что меня уже не выпустят»
— Можете объяснить, какие финансовые цели преследовали люди, которые посадили вас? Каким образом это могло принести им прибыль?
— Попробую еще раз объяснить, хотя я не могу называть вещи своими именами. Было несколько людей, которым было интересно распилить одно предприятие. Чтобы его прибрать к своим рукам, создали ситуацию с нами и попытались вытянуть людей, которые работали там. Они хотели, чтобы мы оговорили этих людей и они убрались оттуда семимильными шагами, отдав свой бизнес.
— Я так понимаю, что даже в случае сотрудничества вам бы никто не гарантировал свободы, а вот других людей посадить могли.
— Да, постоянно просили подписать бумаги, но я не мог на это пойти. Если уж так прессанули, выпускать меня не будут. Я это понимал.
— В какой момент вас начали прессовать?
— На опознании, а дальше пошло-поехало. В течение года, когда велось следствие, они пытались эту ситуацию раскачать. У них не хватало доказательств. Ничего, кроме явок. И не могло быть в принципе, но так как машина уже завязалась, если ты уже в ней оказался, выйти оттуда уже практически невозможно. Оправдательных приговоров практически не существует. Это 2–3%. Нужно быть невероятно удачливым человеком и иметь столько денег... Для нас это было нереально.
В течение года шло следствие, и нас пытали, пытались раскачать, реализовать заказ. Всячески пытались. Приходили лично даже родственники потерпевшего. У них была связь с начальством. Меня — нет, а моих парней прессовали лично в их присутствии, выбивая явки. Ко мне уже не приставали, потому что я наносил себе порезы. Со мной связываться уже не хотели, потому что я страшно реагировал, не жалея себя и прибегая к крайним мерам.
У парней они выбили все-таки явки, хотели возбудить дело, но ребята отказались, признавшись, что дали свидетельства под давлением. Дело разрушилось, а мы поехали по факту. Уже надо было кому-то отсидеть, потому что человек был побит.
«Пришлось резать себя, чтобы не пытали»
— Вы говорили, что приходилось себя резать, чтобы избежать более тяжелых увечий. Каково это: прийти к такому решению, достать лезвие, смотреть на вену и не испугаться сделать следующий шаг?
— Знаете, в состоянии полного отчаяния это не кажется сложным. Было страшно? Да. Но у тебя выбор. Сделать так или будет хуже. Неизвестно, как хуже. Но я не пытался лишить себя жизни. Ни в коем случае. Резалась кожа, зацепилась вена. Сонные артерии я не трогал. Вену порезать не так страшно, она перестает течь.
Это все состояние полного отчаяния и несправедливости. Тем более я был молодой, 20 лет. Мягко говоря, я сильно переживал. Сейчас я такое, может, и не сделал бы. Но тогда я бы очень амбициозен, и нервы давали о себе знать. Не мог смириться. Были мысли о побеге. Понимал, что убегу и меня поймают. Что потом? Только увеличат срок.
— Посещали ли мысли о самоубийстве?
— Нет. Я знал, что это рано или поздно закончится. У меня есть родные и близкие... Я бы никогда такого не сделал. Были другие радикальные меры, которые в моем случае подействовали. От меня отстали, а парней прессовали. От меня на какое-то время отстали. Потом я приехал в лагерь и там почувствовал на себе давление. Меня начали таскать по изоляторам, применять провокации. Пару-тройку лет это длилось.
— Можете описать самые страшные пытки? Сколько их можно терпеть до потери сознания?
— Недолго. Сразу. Я испытал «ласточку». Жуткая боль. Руки вывернули назад, ноги вывернули, пристегнули наручники и на голову надели мешок. Минуты не проходит. Сразу больно.
— Желание отомстить за потерянные годы возникало?
— Нет. Я понимал, что ничем хорошим это не закончится. Я это отпустил. Им зачтется в следующей жизни. Сейчас я никого из них не вижу, хотя первые пару лет замечал кого-то издалека. Нет желания. Зачем?
«В тюрьмах нет безбашенных или людоедов»
— Сокамерники создавали проблемы?
— Все ровно. Многие на меня смотрят. У меня есть татуировки, не верят моим словам, думают, что я бунтарь... Но я туда попал все-таки не пай-мальчиком. Своенравный парень, такой же, как все остальные. На улице мог подраться. Никто меня ласковым не считал, и дома за компьютером я не сидел. По факту я нашел связь с людьми. Там нет безбашенных или людоедов. Большинство адекватные. Конечно, есть уроды, но они есть везде. Но с массой я нашел общий язык. С волками жить — по-волчьи выть.
— Вам известны истории других людей, которые сидели в тюрьме, а потом добились в спорте высоких достижений? Марат Балаев стал чемпионом ACB, Вагаб Вагабов — AMC Fight Nights...
— Я слышал о них. Но у меня не было такой цели. У меня было желание соревноваться и выступать. Эти ребята молодцы. Они показывают правильный пример, как правильно себя вести и тренироваться, не жалея себя. Возраст запредельный, но человек, несмотря на все преграды, идет и добивается успеха. Это очень здорово.
— Как вспоминаете день выхода на свободу?
— Одним словом — эйфория. Ни с чем не сравнимое состояние. Потянуло домой, к родным и близким приехать. Тянуло в дом, где я вырос.
«С супругой познакомился в тюрьме»
— Чем занимались в первое время?
— Немного адаптировался. Полгода погулял, потом начал работать, поехал на вахту. Да и сейчас по реке езжу по командировкам. Параллельно занимался спортом. После работы каждый день. Одно удовольствие.
— Вы работаете в фирме «МОНРЕМ», чем там занимаетесь? Легко нашли работу?
— Сначала я работал монтажником. Потом стал работать на кране. На работу взяли без проблем. Я благодарен за то, что получилось оказаться задействованным, заинтересованным и замотивированным. Меня увлекло ездить по городам и работать на заводах: «Газпром», «Роснефть», ЛУКОЙЛ, «Еврохим». Огромные заводы, очень интересно, как механизмы работают. Это увлекает. Если бы не командировки, я бы вряд посетил столько городов и увидел это все.
— Вы женатый человек, у вас есть сын. Когда познакомились с будущей супругой?
— Скажу честно, находясь там. Познакомился через «Одноклассники». У меня был телефон. Тогда как раз начали выпускать смартфоны. Вы же понимаете, что возможности такие бывают даже в таких местах.
— Как признались?
— Сначала я ничего не говорил. Привлек внимание. Потом признался, показался адекватным человеком. Общался нормально, не позволял лишнего. Так и продолжалось.
— Помимо жены и родителей, сколько людей поддерживали вас в тяжелое время и остались с вами сейчас?
— Круг общения поменялся, когда я начал готовиться к боям. Много появилось спортсменов, а близкие и родные — все рядом.
